История бытования латинографичной рукописной Псалтири на церковнославянском языке из собрания А. С. Норова

The History of the Latin-Graphic Book of Psalms in the Church Slavonic Language from Norov’s Book Collection

Lotyniškais rašmenimis parašyto bažnytine slavų kalba rankraštinio psalmyno iš A. S. Norovo knygų kolekcijos istorija

Елена Александровна Целунова jcelunova@seznam.cz

Независимый исследователь, Прага, Чехия, República Checa

Esta obra está bajo una Licencia Creative Commons Atribución 4.0 Internacional.

В XVII–XVIII вв. в восточнославянских регионах Речи Посполитой ши- роко использовалась латиница для транслитерации кириллического тек- ста, в первую очередь для передачи текстов разных жанров на простой мове [Карский 1921, 210‒237; Суркова 2015, 122; Руденко 2019]. Однако сохранились свидетельства о латинографичной транслитерации и бого- служебных текстов на церковнославянском (цсл.) языке, ср. следующее:

«изучение языка славянскаго в униатских монастырях было оставлено; многие из базилиан, даже русские по происхождению, не умея читать по-славянски, служили по тетрадкам, написанным польскими буквами» [Хойнацкий 1871, 5]. Свидетельства о латинографичной религиозно-бо- гословской литературе находим и у других авторов [Клiмаў 2013].

Главная причина этого явления — слабое знание цсл. языка, в том числе многими православными священнослужителями [Успенский 2002, 405‒407], жившими в среде с преобладанием иноконфессиональной цер- ковной традиции и культуры. Так, составители униатского цсл.-польского Лексикона, изданного в 1722 г. в Супрасле, в предисловии сетуют: «...сот- ный Iерей едва славенскїи разᲈмѣетъ ꙗзыкъ, невѣдѧй что чтетъ, в Бж҃ественⷩой слᲈжбѣ» [ЛекС-1722].

Тем не менее, текстов, написанных латиницей на цсл. языке, сохра- нилось немного — возможно, потому, что они создавались авторами по собственной инициативе для личного пользования и не подлежали рас- пространению. Пожалуй, самым известным образцом написанного лати- ницей цсл. текста является изданная в 1671 г. в Вильне книга Ecphonemata [Ohilewicz 1671], в первой части которой приводится цсл. литургия па- раллельно на цсл. и польском языках, причем цсл. текст напечатан поль- скими буквами. В литературе есть упоминание еще об одном подобном униатском издании — Акафисте Прсв. Богородице, изданном в Почаеве на цсл. языке польскими буквами [Хойнацкий 1871, 451].

В силу немногочисленности дошедших до нас латинографичных тек- стов на цсл. языке, рукописную Псалтирь с восследованием (или Псал- тирь с Молитвословом) на цсл. языке из собрания А. С. Норова, напи- санную польскими буквами, можно назвать уникальной. Этот памятник письменности хранится в рукописном собрании Российской государ- ственной библиотеки и доступен в электронной фотокопии на сайте Тро- ице-Сергиевой лавры [ПсСН]. Рукопись написана двумя писцами. По- скольку в тексте некоторых молитв встречаются замены мужских форм на женские, можно утверждать, что создательницами рукописи были женщины-монахини [Целунова 2020].

Большая часть текста ПсСН написана первой переписчицей; второй монахиней написано 44 листа, ей же принадлежат пропущенные при переписке и дописанные позже некоторые кустоды и колонтитулы. На последнем листе рукописи она оставила свою подпись: «pm҃e S:T:D mp҃a», которую можно расшифровать как «.(er) me (инициалы) .(anu) .(ropri) .», a букву S перед инициалами переписчицы — как «.(oror)» ‘сестра’, т. е. «монахиня», или «.(tarsza)» ‘игуменья’¹ (подпись в таком случае чи- тается как «мною, монахиней/игуменьей Т:Д собственной рукой»). Бук- вы Т и Д, скорее всего, являются инициалами переписчицы.

Транслитерация цсл. текста выполнена переписчицами без ошибок прочтения и в целом соответствует принятой в то время практике транс- литерации², поэтому можно предположить, что, хотя монахини знали цсл. язык, для ежедневного чтения привычной для них была латинская

Для обоих текстов свойственна передача цсл. . буквой ., однако если в ПсСН цсл. . пре- имущественно передается с помощью диграфа ie или . (ruce, sozdastie, Psalmiech), то в Ecp71 . последовательно транслитерируется как . (ruci, sozdasti, Psalmich). Отмечены случаи гиперкор- ректного написания . на месте цсл. . (wozradu.msia, vvosklikn.m). Написание буквы . на месте цсл. ., отражающее украинское книжное чтение, встречается и в ПсСН (особенно часто — у второй переписчицы) [Целунова 2020, 46], однако значительно чаще цсл. . передается буквами ie или e. (польская) графика. Это в том случае, если они писали эту рукопись для себя. Возможна и иная интерпретация: рукопись была написана мона- хинями не для себя, а для кого-то третьего, испытывавшего трудности в чтении кириллического текста, в силу чего латинская графика была для этого человека единственно доступной. Нельзя исключить еще один ва- риант: ПсСН могла быть переписана с латинографичного протографа, что свидетельствовало бы о существовании в конкретной монашеской среде определенной традиции использования латинской (польской) гра- фики для передачи текстов на цсл. языке.

Рукопись написана на бумаге с филигранями «Герба Амстердама» в нескольких вариантах. Идентичных филиграний в альбомах выявить не удалось, установлен лишь один вариант, датируемый 1716 г. [Дианова 1998, № 58]. Хотя рукопись не датирована, на время ее создания косвенно указывает упоминание в инципите молитвы за царя слова император: «Niebiesny Caru wiernaho Imperatora...» (332 об.)³. Русское царство стало называться империей только в 1721 г. (после провозглашения Петра I импе- ратором), поэтому рукопись не могла быть написана ранее 1721 г. и позже 1725 г. (год смерти Петра I).

Текстологическое исследование рукописи показало, что большая часть входящих в ПсСН текстов восходит к изданным на Украине (Киеве и Львове) богослужебным книгам [Целунова 2021], но при этом нам не удалось найти конкретный цсл. протограф. Это могло бы указывать на то, что им мог быть не печатный, а рукописный сборник. В то же время было установлено, что заканчивающий рукопись молебный канон Прсв. Бого- родице Скорбных наведения является латинографичной транслитерацией текста, впервые изданного в Москве в 1718 г. [ПМ1718].

Статья посвящена изучению истории бытования рукописи ПсСН от ее написания до попадания в собрание А. С. Норова, целью которого явля- ется выяснение судьбы владелицы рукописи.

Несмотря на то, что текстология ПсСН и некоторые языковые осо- бенности указывают на ее украинское происхождение, «владельческие» записи свидетельствуют о ее бытовании исключительно в Подмосковье. Первая по времени появления запись, позволяющая определить ме- стонахождение сборника, находится на оборотной стороне последнего листа рукописи: «я сею книгу ниумею читать и низнаю аткудва сея книга какимъ языком читаитца. сия книга принадлижитъ быть го- рода звинигарада уезду масковскаго вочины яго святилиства княззя ея андерея никалаивча (ди) /(дл)...» (448 об.).

Текст записи атрибутирует местонахождение ПсСН в звенигородской вотчине «его сиятельства князя Андрея Николаевича Ди/Дл...». Надо сказать, что в окрестностях Звенигорода с давних времен находились дворцовые сёла и вотчины многих дворянских родов. Начальная буква «Д» в фамилии вотчинника позволяет вести поиски прежде всего среди князей Долгоруковых, на протяжении XVII–XIX вв. владевших в окрест- ностях Звенигорода многими селами (Покровское, Поречье, Богород- ское/Нащокино тож, Акулово и мн. др.), т. к. одним из представителей этого рода был статский советник князь Андрей Николаевич Долгору- ков (1762–1834). Тем не менее, ни одно из названных сел не было его вотчиной: он был из той ветви князей Долгоруковых, имения которых находились в других российских губерниях. Однако в Звенигородском уезде находилась вотчина матери князя А. Н. Долгорукова — княгини Е. А. Долгоруковой (Станкевич) (1734–1803), которой принадлежали два села — Ивановское (Богородское) и Поварово. Эти села в документах 1800 г. числятся за «княгиней Катериной Андреевной Долгоруковой» [Максимова 2021, 837], а в метрических книгах за 1806 г. уже названы вотчиной князя А. Н. Долгорукова [ЦГАМ, ф. 203, оп. 745, д. 989, л. 732]. Можно предположить, что эта вотчина перешла к последнему после смерти матери в 1803 г. и принадлежала ему до 1834 г., когда он умер. Та- ким образом, единственной вотчиной князя Андрея Николаевича Долго- рукова в Звенигородском уезде Московской губернии были вошедшие в этот уезд в 1802 г. села Богородское и Поварово, владельцем которых он являлся с 1803 по 1834 г. К этому времени и следует отнести приведен- ную выше «владельческую» запись. Однако из записи вовсе не следует, что рукопись принадлежала князю А. Н. Долгорукову. Запись, скорее всего, следует интерпретировать только в качестве доказательства того, что ПсСН находилась в его звенигородской вотчине. То обстоятельство, что запись была сделана малограмотным человеком (возможно, управля- ющим поместьем), позволяет предположить, что рукопись была найдена в вотчине князя А.Н.Долгорукова случайно — возможно, во время ре- монта или перестройки какого-то здания.

Владельцы Богородского менялись достаточно часто: известно, что с 1616 г. по 1663 г. вотчиной владели боярин Г. И. Морозов и его наслед- ники, с 1672 г. до 1726 г. — Ф. П. Нарышкин и его потомки, с 1726 г. по 1754 г. — Г. Д. Строганов и его наследники, а в 1765 г. усадьбу купил И. Д. Татаринов [Холмогоровы 1913, 172‒173]. С 1800 г., как уже отме- чалось, владельцами вотчины значатся Долгоруковы: сначала княгиня Е. А. Долгорукова, потом ее сын А. Н. Долгоруков, а после его смерти сын последнего, московский генерал-губернатор Владимир Андреевич Долгоруков [ЦГАМ, ф. 203, оп. 747, д. 1576, л. 364]. Таким образом, в 20-е гг. XVIII в. села были вотчиной Нарышкиных, а потом Строгановых.

Никаких сведений о том, каким образом могла оказаться рукопись ПсСН в их вотчине, у нас нет.

В господском доме в селе Богородском проживали приказчик и дво- ровые люди (в 1743 г. в селе было 35 дворов, приказчиком был Петр Володимеров(ич) [ЦГАМ, ф. 203, оп. 747, д. 89, л. 105 об.]), в селе была также церковь Рождества Прсв. Богородицы, перестроенная в начале XVIII в. на средства Нарышкина: вместо деревянной была возведена кир- пичная двухъярусная церковь в стиле московского барокко, считавшаяся одной из красивейших церквей Подмосковья. Особого внимания заслу- живает то обстоятельство, что прихожанами этой церкви были жители не только Богородского и Поварова, но и близлежащих сёл, приписанных к церкви: Дудкино, Ростовцево и Михайловка (в настоящее время все они входят в состав городского поселения Поварово)⁴. Эти сёла находились всего в четырёх верстах от Богородского и были вотчиной Московского Вознесенского девичья монастыря. Поскольку ПсСН принадлежала мо- нахине, сам факт обнаружения рукописи в окрестностях монастырской вотчины позволяет попытаться связать ее с этим женским монастырем.

Московский Вознесенский девичий монастырь находился в Кремле и считался «знатным», будучи местом пострижения и усыпальницей рус- ских государынь и женщин знатного происхождения. В начале XVIII в. в нем проживало 205 монахинь, а в 1732 г. — 190 [Пшеничников 1894, 127]⁵. До 1764 г.⁶ монастырь был крупным землевладельцем: владел вот- чинами в разных уездах, а число крепостных крестьян достигало 16 тыс. [Ibid., 114]. Вотчины приносили Вознесенскому монастырю немалые до- ходы и все необходимое для проживания и пропитания живущих в нем монахинь. Назначаемыми монастырем управляющими этих вотчин были так называемые посельские монахини, жившие там вместе с приказны- ми и слугами [Ibid., 114‒115]. Среди вотчин этого монастыря были и села Ростовцево, Дудкино и Михайловка в Звенигородском (ранее — Дми- тровском) уезде. Известно, что в 1697 г. в сельце Ростовцове была по- строена мельница, а крестьяне должны были ежегодно в качестве оброка поставлять монастырю 560 яиц и 3 с половиной сажени дров [Холмого- ровы 1884, 303‒304]). Поскольку это село неоднократно упоминается вотчетах о доходах с монастырских вотчин, можно предположить, что там могла находиться посельская монахиня.

О положении монахинь Вознесенского девичья монастыря может свидетельствовать их реакция на некоторые пункты Прибавления к Ду- ховному регламенту, изданного Синодом в 1722 году и предписывавшего им ряд новых требований, напр.: не иметь служительниц, иметь общую со всеми трапезу, не посылать в вотчины монахинь и др.

Оспаривая эти положения, монахини, многие из которых при- надлежали к аристократическим семьям, в частности, заявили, что «в вот- чинах Воскресенскаго девичья монастыря Московского, Дмитровскаго и Володимерскаго уездов, в четырех селах имеются посельские монахини, которые присмотр имеют над приказчиками и над старостами в пашне и в молотьбе хлеба и собрании от коров молока ... и ежели их из тех сел уволить, то в собрании хлеба и в присмотре молока ничего не будет» [ПСПиР 1872, № 954]. Возможно, что именно такой посельской монахи- ней была обладательница рукописной книги ПсСН, «присматривавшая» за вотчинами в Дмитровском уезде и предпочитавшая жить поближе к церкви — в соседнем с Ростовцевым селе Богородском. Поскольку ПсСН была своеобразным молитвенником, предназначавшимся для келейного или домашнего пользования, монахиня должна была держать рукопись у себя и, возможно, прятать ее от посторонних глаз в доме, где она жила, как книгу, написанную латинскими буквами⁷. В результате каких-то не- предвиденных обстоятельств (напр., смерть монахини или неожиданный отъезд из вотчины, за которым не последовало возвращение) книга дол- гое время оставалась в надежном укрытии и только спустя почти 100 лет во время ремонта или перестройки здания была случайно обнаружена одним из дворовых людей князя А. Н. Долгорукова. Поскольку сам князь в своей вотчине не жил и бывал там, видимо, редко⁸, нашедший руко-пись человек оставил в ней памятную запись. Косвенным аргументом в пользу этой гипотезы служит также то, что приходская церковь села Богородского была освящена в честь Рождества Богородицы, а главной святыней Вознесенского собора московского Вознесенского монастыря был древний образ Богородицы «Одигитрии». Последним восследовани- ем ПсСН был молебный канон Прсв. Богородице, а в конец рукописной книги обычно помещался канон святому, особо почитаемому в месте ее написания [Семячко 2011, 63], поэтому логично предположить, что руко- пись ПсСН была написана в монастыре (приходе), освященном в честь Богородицы.

Хотя монахинями Вознесенского монастыря были преимущественно женщины аристократического происхождения, встречаются сведения о пострижении в этот монастырь и женщин более низкого сословия [ОД- ДАС 1891, 99, 177, 634]. Известно также, что в Вознесенском монастыре была своя библиотека, а монахини переписывали и переплетали книги [Костикова 2002].

Следующая «владельческая» запись «С.Успѣнск.Вяземск.тожъ. Г.Бих/ Бик...(?)», сделанная на л. 438 об. по верхнему полю рукописи, позво- ляет атрибутировать местонахождение ПсСН в селе Успенском (Вязем- ском), расположенном недалеко от Звенигорода — в том же регионе, о котором упоминает и первая запись. Букву «Г» рядом с фамилией можно считать как первой буквой имени владельца (тогда запись следует рас- ценивать как владельческую), так и сокращением слова «господин» — в этом случае запись может указывать на то, что ПсСН была приобретена в названном селе у «господина Бик/Бих...». Предполагаем, что именно у этого человека А. С. Норов купил рукопись, причем случилось это не позже 1851 г., т. к. к декабрю 1851 г. относится прикрепленное к ПсСН рукописное описание этой книги, сделанное, скорее всего, по просьбе А. С. Норова.

Село Успенское долгое время было вотчиной Апраксиных, но с начала XIX в. принадлежало И. И. Бекетовой (1743‒1823), а затем её сыну Ива- ну Петровичу Бекетову (1766‒1835) [ЦГАМ ф. 51, оп. 8, д. 235, л. 307], действительному члену Московского общества истории и древностей Российских, известному собирателю «редкостей». Его родной брат Петр Петрович Бекетов собирал рукописи, книги и портреты [Иконников 1892, 1162]. Подобно князю А. Н. Долгорукову, И. П. Бекетов в своей вотчи- не не жил⁹ и поручал проведение переписи крепостных крестьян свое- му дворовому человеку [ЦГАМ ф. 51, оп. 8, д. 234а, л. 180]. Поскольку семейство Бекетовых принадлежало к тому же кругу, что и А. С. Но- ров, последний мог приобрести рукопись непосредственно у Бекетовых или через доверенное лицо. Время и обстоятельства покупки рукописи А.С.Норовым неизвестны, однако в его архиве сохранилась запись о том, что он за нее заплатил 50 рублей [РГБ ф. 201, № 66, 18].

Последний владелец рукописи Авраам Сергеевич Норов (1795–1869) был известным библиофилом, книжное и рукописное собрание которо- го включало в том числе много иноязычных произведений. Он составил каталог собственной библиотеки, в котором есть краткое упоминание об исследуемой рукописи [Норов 1868, 13].

Итак, можно считать установленным, что латинографичная Псалтирь на цсл. языке, написанная в первой четверти XVIII в., была найдена в первой трети XIX в. в подмосковной усадьбе князя Андрея Николаевича Долгорукова — селе Богородском. Находка была, вероятно, случайной, но не осталась незамеченной, и спустя несколько лет через посредников попала в коллекцию А. С. Норова.

Мы проследили историю бытования рукописи ПсСН и попытались объяснить ее появление в селе Богородском следствием того, что сосед- ние приходские села были вотчиной Московского Вознесенского мона- стыря, одна из монахинь которого могла быть посельской монахиней и жить в Богородском, где находилась ближайшая к монастырской вотчине церковь Прсв. Богородицы.

Как могла попасть украинская монахиня в московский Вознесенский монастырь? Сама по себе миграция православных из Речи Посполитой в Московское государство не была чем-то необычным. Известно, что на- чиная с середины XVII в. многие православные монахи переселялись с восточнославянских территорий Речи Посполитой в Москву, куда они устремлялись, спасаясь от тягот войны и преследований униатов¹⁰. Сле- дующая волна православных беженцев приходится на первую четверть XVIII в., после Замойского собора 1720 г., где был формально завершен процесс латинизации Униатской Церкви.

Что мы знаем об этой монахине? Во-первых, из записи на послед- нем листе рукописи нам известно, что одна из монахинь была игуменьей («старшей») с инициалами Т и Д. Во-вторых, поскольку транслитерация цсл. текста выполнена без ошибок прочтения, монахиня хорошо знала цсл. язык (даже в случае, если цсл. протографом сборника был латино-графичный текст, последнее восследование было транслитерировано уже в Москве, т. к. вновь переведенный с греческого языка и впервые опубликованный в 1718 г. в московской Псалтири канон Прсв. Богоро- дице «Скорбных наведения» в начале XVIII в. еще не был известен юго- западнорусским книжникам и его нет даже в киевских богородичниках 1716 г. и 1731 г. [Целунова 2021, 53‒54]). В-третьих, о владении монахи- нями польским языком могут свидетельствовать как немногочисленные полонизмы (ieden, trzeci, многократное употребление słońce на месте цсл. сл҃нце¹¹), так и квалифицированное использование ими польских букв и принятых в польских книгах знаков препинания, сокращения слов и не- которых символов [Целунова 2020, 45]. Подпись монахини «pm҃e S:T:D mp҃a» указывает на ее знакомство с латинским языком. Все это говорит о том, что монахиня получила хорошее домашнее или церковное образова- ние по модели, использовавшейся в Речи Посполитой.

В этой связи хотелось бы упомянуть еще одну деталь рукописи: в трех местах на полях сборника рукой первой переписчицы написаны по- польски глоссы одного содержания: przeciw diabła (48 об., 121, 194 об.). Поскольку это единственные в рукописи глоссы, следует обратить на них особое внимание. Во-первых, они написаны по-польски, а поскольку эти глоссы не являются традиционным комментарием к тексту псалтири, монахиня их написала для себя. Сам факт, что единственный в рукопи- си комментарий к тексту псалтири написан по-польски, свидетельству- ет о том, что именно этот язык был для монахини привычным языком общения, а цсл. язык был для нее скорее языком конфессиональным. Во- вторых, грамматическая форма глоссы с род. пад. существительного по- сле предлога przeciw не является польской, т. к. в польском языке после этого предлога должно следовать существительное в дат. пад. (przeciw komu? czemu?) [SłP XVII; LINDE 1811, 1072]. В то же время для вос- точнославянских языков характерно управление предлога противимен- но род. пад. (против кого? чего?) [Тимченко 2003, 252; ГСБМ 29, 258]. В-третьих, остается неясным, что подразумевает глосса przeciw diabła, комментирующая следующие стихи:

1. 38:6 Hłahołach iazykom moim, skażi mi hospodi konczynu moiu, y czysło dniy moich koie iest; da razumieiu czto liszaiusia az.

2. 85:18 Sotwori so mnoiu znamenije wo błaho. Y da widiat nenawidiaszczyi mia, y postydiat sia:

3. 141:6 Pohibe biehstwo ot mene, y niest wzyskaiay dusza moieia.

Как видим, ни в одном из этих стихов не содержится указания на то, почему именно они направлены против «дьявола». При этом в христиан- ской практике некоторые псалмы действительно читались для защиты от «демонов». В частности, в практике экзорцистов во время обряда изгна- ния из человека бесов было принято читать некоторые псалмы, однако среди них нет ни одного из глоссируемых в ПсСН псалмов [Starczewski 2013, 199]. Хотя обряд изгнания злых духов получил наибольшее разви- тие у католиков [Трейман 2018, 4], он был известен и православным хри- стианам, во многом благодаря изданной в 1646 г. Петром Могилой книге Єѵхологiꙍн. албꙍ Молитвословъ, или Требникъ. Требник содержал переведен- ную из католического источника главу Восследование о избавлении от духов нечистых [ТПМ46, 373‒420]¹², описывающую обряд изгнания «де- монов», в процессе которого читаются некоторые псалмы, однако псал- мы 38, 85 и 141 в ней не упоминаются. Таким образом, глоссированные монахиней псалмы ни в православной, ни в католической церкви не ис- пользовались в обряде изгнания злых духов.

Что же тогда эти глоссы означают? У нас нет однозначного ответа на этот вопрос, но можно предположить, что слово дьявол монахиня ис- пользовала образно, в значении ‘искуситель’ — для обозначения своей греховности или как символ покаяния и мольбы о спасении от греха или искушения. Следует отметить, что «дьявол» как образ, символизирую- щий грех и нечистую совесть, встречается довольно часто в польской и переведенной с польского языка западнорусской православной богослов- ской литературе. Так, в переведенном с польского языка на просту мову Поучении об исповеди, напечатанном в двух виленских Полууставах се- редины XVII в., нечистая совесть человека ассоциируется с различными образами, в том числе с паутиной, напоминающей «сети дьявола» [Корзо 2016, 44]. При этом подход католических и православных проповедников к проблематике греховности человека и путей его спасения различен: «в проповедях польских иезуитов бытие человека определяется его неиз- бывной и непреодолимой греховностью» [Корзо 1998, 69].

Таким образом, глоссы могут быть еще одним подтверждением того, что создательницами ПсСН были воспитанные в иноконфессиональной куль- турной среде православные монахини, отчасти впитавшие в себя идеи и об- разы, характерные для культурно-богословской среды Речи Посполитой¹³.

Итак, хотя своим происхождением рукопись ПсСН связана с живши- ми в Речи Посполитой украинскими монахинями, история ее бытования оказалась удивительным образом косвенно связанной с выдающимися и знаковыми для России людьми и местами. Это князь А. Н. Долгоруков и его сын — московский губернатор князь Владимир А. Долгоруков, в име- нии которых была рукопись найдена; владелец села Успенского (Вязем- ского) Иван Петрович Бекетов, живший в Москве в знаменитой «канат- чиковой даче», а также, возможно, легендарный Вознесенский девичий монастырь в Кремле.

ЛекС1722 — Лексикон, сиреч словесник славенский, имеющ в себе словеса первее славенския азбучныя, по сем же польския. Супрасль, 1722.

ПМ1718 — ПСАЛТИРЬ, Москва, 1718.

ПсСН — ПСАЛТИРЬ СЛЕДОВАННАЯ. ОР РГБ, фонд 201 (Рукописное собрание А. С. Норова), № 10.

РГБ — Российская государственная библиотека. ТМ58 — Требник, Москва, 1658.

ТПМ46 — Требник Петра Могилы, Киев, 1646. ТЛ68 — Евхологион, Львов, 1668.

ЦГАМ — Центральный государственный архив г. Москвы.Литература

Елена Александровна Целунова: кандидат филологических наук, доцент. Независимый исследователь, Прага, Чехия.

Jelena Aleksandrovna Celunova: CSc. Independent Researcher, Prague, Czech Republic.

Jelena Aleksandrovna Celunova: filologijos mokslų kandidatė, docentė. Nepriklausoma tyrėja, Prahа, Čekija.