2020
652
Люблянский университет, Eslovenia
Люблянский университет,, Eslovenia
Pезюме: В статье рассматриваются формальные, смысловые и коммуникативно-прагматические особенности субъектно-имперсональных рефлексивных конструкций в словенском языке. Предметом исследования являются конструкции с возвратными формами невозвратных глаголов (Nekoč se je veliko delalo ‘В прошлом много работали’), связанные с невыраженным произвольным агенсом-человеком и передающие хабитуальные или итеративные действия, а также способные вырaжать деонтическую модальность. Подобные конструкции, характерные для южно- и западнославянского ареалов, могут трансформироваться в активные личные конструкции (Nekoč so ljudje veliko delali ‘В прошлом люди много работали’). Субъектный имперсонал мы сравниваем с другими безличными и пассивными конструкциями в словенском языке, контрастивно рассматривая их особенности на фоне подобных конструкций других южнославянских языков, а также русского языка.
Ключевые слова: субъектный имперсонал, рефлексивные конструкции, безличные конструкции, произвольный агенс, словенский язык, южнославянские языки.
Abstract: The article presents formal, semantic, and pragmatic features of Slovenian subject impersonal reflexive constructions, e. g. Nekoč se je veliko delalo ‘Back in the day, one used to work a lot’. Constructions with unexpressed arbitrary agents should be distinguished from sentences in which the nominative agent has been omitted, but can be determined from the context. Subject impersonal reflexive constructions use the reflexive forms of non-reflexive verbs. In such constructions, the morpheme se is a grammaticalized element that does not express a reflexive action. The constructions under discussion can express habitual or iterative actions performed by a non-expressed human agent and can also have a deontic meaning. Reflexive constructions with arbitrary agents mainly involve verbs denoting conscious human actions and activities, which sets them apart from weather impersonals or subjectless constructions describing physiological states. Subject impersonals, characteristic of South Slavic and West Slavic languages, are parallel to those in which the arbitrary agent is expressed lexically (Nekoč so ljudje veliko delali ‘Back in the day, people used to work a lot’). We compare subject impersonals with other impersonal and passive constructions in Slovenian and, at the same time, contrast their features with similar constructions in other South Slavic languages and Russian.
Keywords: subject impersonals, reflexive constructions, impersonal constructions, arbitrary agent, Slovenian, South Slavic languages.
Summary: Straipsnyje nagrinėjamos slovėnų kalbos subjektinių impersonalinių refleksyvinių konstrukcijų formalinės, semantinės ir komunikatyvinės bei pragmatinės savybės. Tyrinėjimų objektas — beasmenės konstrukcijos su nesangrąžinių veiksmažodžių sangrąžinėmis formomis (Nekoč se je veliko delalo ‘Kadaise (žmonių) daug darbuotasi’), kuriose morfema se yra gramatizuotas elementas, neišreiškiantis refleksinio veiksmo. Jos yra susietos su nenurodytu agentu (veiksniu) – žmogumi ir perteikia habitualius arba iteratyvius veiksmus, taip pat gali reikšti deontinį modalumą. Panašios konstrukcijos būdingos pietų ir vakarų slavų arealo kalboms ir gali transformuotis į aktyvines asmenines konstrukcijas (Nekoč so ljudje veliko delali ‘Kadaise žmonės daug darbavosi’). Slovėnų kalbos subjektinės impersonalinės konstrukcijos lyginamos su kitomis šios kalbos beasmenėmis ir pasyvinėmis konstrukcijomis, kartu jos savybės kontrastyviai gretinamos su kitų pietų slavų bei rusų kalbos atitinkamomis konstrukcijomis.
Keywords: subjektyvus impersonalas, refleksyvinės konstrukcijos, beasmenės konstrukcijos, arbitralus agentas, slovėnų kalba, pietų slavų kalbos.
Articles
Субъектно-имперсональные рефлексивные конструкции в словенском языке
Reflexive Impersonal Constructions Expressing an Arbitrary Agent in Slovenian
Subjektinės impersonalinės refleksyvinės konstrukcijos slovėnų kalboje
При рассмотрении возможностей выражения обобщенного агенса в словенском языке мы ограничимся лишь одной из них – субъектно-имперсональной конструкцией (далее СИК)1, напр.: Nekoč se je veliko delalo ‘В прошлом много работали’. Мы продемонстрируем, что такие конструкции используются ограниченно, в основном для выражения деконкретизированного действия, выполняемого обобщенным агенсом, для чего сопоставим СИК с безличными и пассивными конструкциями. Кроме того, рассмотрим типичные значения СИК и их связь с категориями вида и времени, а также особенности их аргументной структуры.
Для СИК характерно употребление возвратных форм невозвратных глаголов: brati ‘читать’ ⟶ Bere se. Bralo se je. Морфема se здесь является грамматикализованным элементом, не выражающим возвратного или взаимного действия и маркирующим субъектный имперсонал2.
Сравним две конструкции со значением обобщенного агенса3: (1) субъектно-имперсональную рефлексивную (govori se) и (2) обобщенно-личное предложение, в котором форма 2 л. (vprašaš, ti) отсылает нас не к адресату, а к обобщенному участнику ситуации.
(1) слвн. Govori se, da mnogi ljudje prav zaradi (…) velikosti [kuščarja] in videza zmotno mislijo, da je njegov ugriz strupen.
рус. Говорят, что многие люди как раз (...) из-за размера [ящерицы] и ее внешнего вида ошибочно думают, что ее укус ядовит4.
(2) слвн. Če se moj sin vrne v Italijo, ga lahko priprejo. In ko jih vprašaš zakaj, ti nikoli ne odgovorijo.
рус. Если мой сын вернется в Италию, его могут арестовать. И если их спрашиваешь за что, они никогда тебе ничего не ответят.
В словенских конструкциях с обобщенно-личными предложениями (2) обобщенный участник может быть выражен не только окончаниями глагольных форм 2 л. ед. или мн. ч. (vprašaš.vprašate), но также при помощи аргумента в форме любого падежа. Обратная ситуация наблюдается в СИК с возвратными формами 3 л. ед. ч.: cубъект в них выражается имплицитно исключительно глагольной формой с возвратной частицей (govori se), что делает невозможным использование субъекта в любом падеже5.
В СИК невыраженность аргумента в им. пад. уменьшает референциальность агенса, поэтому такие конструкции (se je hodilo) не следует смешивать также с личными эллиптированными предложениями, в которых референцию субъекта в им. пад. (в примерах нотируется посредством pro), в конкретном примере невыраженного (4), может прояснять контекст, ср. (3) и (4):
(3) слвн. Odraščal sem v komunizmu, ko se je hodilo po nakupih v tujino.
рус. Я рос при коммунизме, когда за покупками ездили за границу.
(4) слвн. Videl sem deklei-i (pro)i Hodilo je ob reki.
рус. Я видел девушку. Она гуляла вдоль реки.
Особенностью СИК является исключительно грамматическое выражение предикативного отношения между невыраженным субъектом и сказуемым, реализуемое формой 3 л. ед. ч. ср. р., см. (3)6. Это наиболее очевидно в примерах с аналитическими глагольными формами прошедшего и будущего времени.
Специфика СИК, общая для словенского языка и других южнославянских языков, очевидна при их контрастивном сопоставлении с их соответствиями в русском языке (5, 6):
(5) слвн. Manj se je potovalo na velike razdalje, pogosteje pa se je potovalo vase, v lastno notranjost.
рус. Меньше путешествовали на дальние расстояния, чаще путешествовали вглубь себя, в свой внутренний мир.
мак. Помалку се патувало на големи растојанија, почесто се патувало внатре в себе, во својот свет.
болг. По-малко се пътуваше на далечни разстояния, по-често се пътуваше към себе си, към своя вътрешен свят.
шток. Manje se putovalo na velike razdaljine, češće se putovalo u sebe u vlastitu unutrašnjost.
(6) слвн. Določili so postopek, kako se ravna z bolnimi in njihovimi stvarmi.
рус. Определили порядок того, как поступать с больными и их вещами.
мак. Oпределија ред, како да се постапува со болните и со нивните работи.
болг. Беше определен редът как да се постъпва с болните и с техните вещи.
шток. Odredili su postupak kako se postupa s bolesnicima i njihovim stvarima.
Функциональным эквивалентом южнославянских возвратных конструкций (1, 3, 5) в русском языке обычно являются неопределенно-личные предложения (говорят, ездили)7, однако русские конструкции с глаголами в 3 л. мн. ч. не полностью идентичны словенскому субъектному имперсоналу (см. ниже).
В СИК используются возвратные формы как непереходных (spati ‘спать’, živeti ‘жить’, umirati ‘умирать’), так и переходных (kaditi ‘курить’, jesti ‘есть’, piti ‘пить’) глаголов8. Смысловой акцент в этом случае находится на самом действии, и поэтому переходные глаголы, особенно несов. в., часто употребляются без эксплицитно выраженного дополнения (Pri nas se dobro jé ‘У нас можно вкусно поесть’). Участник (пациенс или стимул), в переходной конструкции ставший бы прямым дополнением, может быть выражен формой вин. пад. (см. ч. 3).
СИК важно отличать от формально близких безличных конструкций разного рода9. Так, СИК типа Nekoč se je več delalo ‘В прошлом больше работали’ по форме напоминают безличные метеорологические предложения:
(7) слвн. Včeraj se je zgodaj pooblačilo.
рус. Вчера небо рано затянулось облаками.
или конструкции со значением душевных/телесных состояний с экспериенцером в дат. пад.:
(8) слвн. Vrtelo se miDAT je.
рус. У меня кружилась голова.
Объединяют их следующее: а) отсутствие подлежащего в им. пад., б) дефолтные возвратные глагольные формы в 3 л. ед.ч. в роли сказуемого, что ярче всего проявляется в прошедшем и будущем времени.
Действительно, агенс отсутствует в обоих приведенных примерах — и в метеорологическом предложении (7)10, и в безличной конструкции, описывающей душевное/телесное состояние (8)11. Отличие СИК от данных конструкций заключается в том, что в ней агенс, не будучи выраженным, имплицируется. Существенно, что невыраженный участник может быть только aгенсом-человеком12, связанным предикативными отношениями с набором глаголов, относящихся к человеческой деятельности. Это справедливо также и для (9):
(9) слвн. Seveda pa morajo […] te tožbe v slovenskem poslovnem svetu dobiti tudi
kakšen epilog. Sicer bo vtis, da se veliko laja, ugriza pa od nikoder.
рус. Такие иски […], конечно, должны иметь в словенском деловом мире также
какой-то эпилог. В ином случае сложится впечатление, что много лают, да никто не кусает.
Хотя основное значение глагола lajati ‘лаять’ описывает поведение животного, в данной СИК (se laja) он обозначает поведение человека, говорящего громко и эмоционально.
То же ограничение справедливо и для русских неопределенно-личных конструкций с формами 3 л. мн. ч. [cм. Никитина 2011], которые часто соответствуют словенским СИК.
В словенских СИК преобладают глаголы, описывающие сознательную человеческую деятельность13. Имплицированность агенса, таким образом, является для данных конструкций прототипической. Число глаголов, описывающих преимущественно неконтролируемое действие или состояние (см. пример 10), намного меньше. Употребление в СИК глаголов неконтролируемой деятельности (напр., umirati ‘умирать’ или padati ‘пасть в бою’), может незначительно изменить их смысл.
(10) слвн. Za našo športno javnost šteje izključno to, kako se pade v boju.
рус. Для наших болельщиков имеет значение лишь то, как погибают в бою.
Д. Бунчич [Bunčić 2018, 109], изучив польские и штокавские примеры, отметил, что в СИК даже глаголы, изначально обозначавшие неконтролируемое действие, получают статус глаголов осмысленного действия либо намеренного самопожертвования, что справедливо и для словенских примеров типа Umiralo se je za svobodo ‘Многие умирали за свободу’.
Некоторые глаголы, употребляемые в безличных метеорологических конструкциях (9), в СИК могут выступать с иным лексическим значением. Так, конструкция с возвратной формой и невыраженным агенсом в (12) относится не к явлениям природы, как в (11), но к действиям людей:
(11) слвн. Zunaj močno piha.
рус. На улице сильный ветер.
(12) слвн. Včasih izgine kakšna narodna noša, glasbilo, v katerega se piha, ali notno stojalo.
рус. Иногда исчезает народный костюм, музыкальный инструмент, в который дуют, или пюпитр.
В типологической и славистической литературе встречается утверждение, что СИК являются частным случаем т. наз. рефлексивного пассива [Ivić 1963; Siewierska 1988], поскольку для них, как и для пассивных конструкций, характерно снижение коммуникативного ранга агенса. Однако СИК отличаются от пассивных следующими особенностями 14:
- в пассиве пациенс получает статус привилегированного участника. Так, в (13) он маркирован им. пад. и с точки зрения актуального членения предложения является темой:
(13) слвн. Nedeljska kavaNOMse pije počasi. (пассив)
рус. Воскресный кофе пьют медленно.
- В СИК, в отличие от пассивных конструкций, объект либо не выражен вовсе (14)15, либо выступает не в форме им. пад. (15). Акцент смещается на обобщенный характер действия или же на рекомендации по его правильному выполнению (о примерах, подобных (15), см. раздел 3).
(14) слвн. Opozorila ga je »Pije se počasi!«
рус. Она его предупредила: «Пить надо медленно!»
(15) слвн. VodkoACCse pri nas pije hitro.
рус. Водку у нас пьют быстро.
Утверждая, что предложение пассивное (16), мы даем понять, что у него есть активный коррелят (17): одна и та же информация может быть представленной с двух различных коммуникативных точек зрения. При этом в словенском языке, в отличие от русского, возможность выражения агентивного дополнения в пассивных конструкциях является стилистически маркированной, ср. классифицируемый как канцеляризм пример (16) с агентивным дополнением — предложной группой s strani + GEN.
(16) слвн. DokumentiNOM se preverjajo s strani ustrezne ustanove. (пассив)
рус. Документы проверяются соответствующим учреждением.
(17) слвн. Dokumente preverja ustrezna ustanova. (актив)
рус. Документы проверяет соответствующее учреждение.
Важно, что обобщенность или деконкретизация агенса для пассивных конструкций несущественны, речь идет лишь об утрате им ведущего (с коммуникативно-прагматической точки зрения) ранга, тогда как СИК не уменьшает важности агенса как такового, но способствует его обобщению и деконкретизации (18):
(18) слвн. DokumenteACC se redno preverja. (СИК)
рус. Документы регулярно проверяют.
Из вышесказанного также следует, что пассивное предложение может обозначать как актуальное (19), так и неактуальное действие (16). Словенские СИК выражают обобщенное неактуальное деконкретизированное действие (20) (некоторые исключения, обусловленные прагматическим контекстом, приведены ниже, см. (27)).
(19) слвн. Poglej, hišaNOM se gradi. (пассив может обозначать актуальный процесс)
рус. Смотри, дом строят.
(20) слвн. Pri nas se gradi, ko se ima denar. (СИК описывает хабитуальное, т. е.
неактуальное действие).
рус. У нас строят, когда есть деньги.
В пассивных конструкциях, являющихся лишь одной из диатетических возможностей, используются исключительно переходные глаголы, в СИК же употребляются как переходные, так и непереходные глаголы. Кроме того, в СИК используются лишь возвратные формы исходно невозвратных глаголов16.
Еще одной особенностью СИК является возможность употребления в них возвратного притяжательного местоимения svoj ‘свой’, выполняющего идентификационную функцию и анафорически относящегося к невыраженному антецеденту (21):
(21) слвн. Redko se prizna svoje napakeACC.
рус. Свои ошибки редко признаю́т.
Рассмотрим значения СИК и типичные прагматические контексты их употребления, а также эксплицируем отношения, связывающие рассматриваемые значения с грамматическими категориями времени и вида.
Деконкретизация действия в словенском языке представлена тремя значениями, типичными для СИК: хабитуальности, итеративности и деонтичности. Центральным для СИК является значение хабитуальности — обозначения обобщенных действий и процессов17, обычно выражаемых при помощи форм глаголов несов. в. в настоящем времени. В конструкциях с хабитуальным значением чаще всего выступают глаголы семантической группы действия и деятельности, ср. (22), где хабитуальность интенсифицирована количественным наречием veliko ‘много’, подчеркивающим многократность действия.
(22) слвн. Tudi v Sloveniji se veliko dela na razvoju baterij.
рус. В Словении тоже много работают над развитием аккумуляторов.
Если хабитуальная ситуация выражена предельным глаголом со счетно- определенным прямым дополнением, в словенских СИК обычно используются глаголы сов. в.18, напр., в (23):
(23) слвн. Najbolj všeč so mi šale o ruskih politikih in socializmu ter tiste na račun
njihovih tostov [...], ob katerih se spije kozarček vodke.
рус. Больше всего мне нравятся анекдоты про русских политиков и социализм, а
также про тосты [...], под которые выпивают рюмочку водки.
Со значением хабитуальности19 часто бывает связано значение итеративности. СИК с таким значением обычно описывают опыт говорящего и употребляются, как правило, для описания действий в настоящем и/или прошлом, ср. (24), где возвратные формы pilo se je ‘пили’ и pelo se je ‘пели’ маркируют повторяющуюся длительность в прошедшем времени:
(24) слвн. Vlak, poln Čehov in Slovakov, je prispel na Reko. Bilo je veselo, pilo se je,
pelo se je.
рус. Поезд, набитый чехами и словаками, пришел в Реку. Было весело, пили и
пели.
В словенском языке, в отличие от других южнославянских языков, использование СИК для обозначения актуального действия ограничено. В других южнославянских языках СИК могут использоваться как для выражения многократности, так и для передачи актуального действия. Штокавский пример (25), где выражено продолжающееся действие, актуальность которого подчеркивает наречие sad ‘сейчас’, не может быть переведен на словенский с использованием СИК. Возвратная конструкция в штокавском примере относится не к обобщенному, но к неназванному конкретному субъекту — группе, выполняющей действие, а в словенском и русском языках в подобном случае обычно используется 3 л. мн. ч.:
(25) шток. Ne smetaj, zar ne vidiš da se sad jede.
слвн. Ne moti, a ne vidiš, da zdaj jedo.
рус. Не мешай, разве ты не видишь, что они сейчас едят.
В болгарском языке, в отличие от словенского, СИК могут быть использованы для описания однократного действия в прошлом, см. (26), с употреблением аориста сов. в. Речь здесь идет не об общем или неназванном субъекте, но о субъекте, выполняющем конкретное действие и неизвестном говорящему. Для точного перевода на словенский язык, где использование СИК в этом случае невозможно, вводится неопределенное местоимение:
(26) болг. На заключената врата силно се почука. (Градинарова 2007: 46)
слвн. Na zaprta vrata kupeja je nekdo močno potrkal.
рус. В запертую дверь купе сильно постучали20.
Актуальное действие в словенском требует, как правило, наличия конкретно-референтного лица, что делает использование СИК по меньшей мере сомнительным. Исключение составляют особые прагматические контексты (ср. 27), когда говорящий, отчитывая адресата, избегает употребления форм 2 л., выражая упрек при помощи СИК и смещая акцент с индивидуального на общее, тем самым придавая своему высказыванию больший вес:
(27) слвн. Janez je odprl vrata in zagledal Petra: »А se prihaja kar brez najave?!«
рус. Янез открыл дверь и увидел Петра: «Как можно приходить без предупреждения?!».
Пример (27) показывает, что в словенском языке СИК может, кроме хабитуальности и итеративности, выражать также и прескриптивную (деонтическую) модальность, связанную с установкой определенных правил (см. также (28))21:
(28) слвн. »Kako se reče, Lana?« »Hvala!«
рус. «Что нужно сказать, Лана?» «Спасибо!»
В случаях с отрицанием СИК могут выражать и запрет (29). В таких контекстах употребляются глаголы как несов., так и сов. в. в настоящем времени, а при отрицании преобладают глаголы несов. в.:
(29) слвн. Na avtocesti se ne ustavlja, niti zaradi toče.
рус. На шоссе нельзя останавливаться, даже при граде.
Смещение в СИК фокуса сообщения в сторону хабитуальности, итеративности или нормированности вызывает частое опущение прямого дополнения при переходных глаголах, что видно по использованию глаголов pisati, kuhati в (30):
(30) слвн. To je ravno razloček med nama, milostljiva gospa. Vi veste, kako se piše,
jaz pa kako se kuha.
рус. Вот именно в этом, милостивая госпожа, между нами разница. Вы знаете, как
писать, а я — как варить.
В высказывании с хабитуальным и прескриптивным значением желание формально выразить дополнение может быть реализовано двумя способами: при помощи страдательной конструкции с пациенсом в форме им. пад. или же при помощи СИК с пациенсом в форме вин. пад. Особо отметим, что в обоих случаях речь идет об использовании возвратных форм переходных (т. е. исходно невозвратных) глаголов в паре с формальной невыраженностью имплицированного агенса-человека.
Хабитуальное значение может быть выражено при помощи пассивных конструкций, подчеркивающих положение пациенса (31) или стимула (32) при глаголах восприятия. В словенском языке в таких случаях, несмотря на то, что речь идет о обобщенном значении, может быть употреблен как несов. (32), так и сов. в. (31):
(31) слвн. Domača nalogaNOM se naredi za vse predmete, ki so bili tisti dan v urniku.
рус. Домашнее задание нужно делать по всем предметам, которые были в этот
день в расписании.
(32) слвн. Z razglednega stolpa se vidijo Aranski otokiNOM.
рус. Со смотровой площадки видны Аранские острова.
Сущность подобных пассивных конструкций обнаруживается при их сравнении с декаузативными (33), формально схожими (пациенс в им. пад. при возвратной форме глагола), но обладающими иным значением:
(33) слвн. Vrata so se odprla. / Vrata so se vedno odpirala.
рус. Дверь открылась. / Дверь всегда открывалась.
В (33) представлена декаузативная конструкция, описывающая спонтанное действие. Неясно, является ли оно автоматическим или же обусловлено невыраженным каузатором. Отличие от активной конструкции состоит в том, что в описываемой ситуации отсутствует один из главных участников (агенс или каузатор). В русском языке в данном случае очевидно различаются канонический пассив (Дом строился) и декаузатив (Дверь открылась): в пассивных конструкциях выступают возвратные формы лишь глаголов несов. в., тогда как в декаузативе употребляются возвратные формы обоих видов22. В случае, если подчеркивается результативность, в декаузативных конструкциях в словенском языке обычно употребляются глаголы сов. в. в прошедшем времени, ср. первое предложение в (33).
Автоматический характер действия раскрывается при употреблении в предложении определительного местоимения (слвн. sam, рус. сам). Vrataso se sama odprla ‘Двери открылись сами собой’, Vlak se je sam ustavil ‘Поезд остановился сам по себе’.
В рассматриваемых пассивных конструкциях и СИК, в отличие от декаузативных конструкций, обязательно подразумевается обобщенный участник-человек — экспериенцер (32, 34) или агенс (31, 35).
Другой способ эксплицитного выражения пациенса в СИК представлен в структурах, которые нормативная грамматика долгое время трактовала как калькированные из неславянских языков [Bajec, Kolarič idr. 1973, 256]. Это конструкции с возвратными формами переходных глаголов в 3 л. ед. ч. ср. р. с прямым дополнением в вин. пад. (35), при отрицании заменяющегося род. пад. (34):
(34) слвн. Z razglednega stolpa se vidi Aranske otokeACC. / Z razglednega stolpa se ne
vidi Aranskih otokovGEN.
рус. Со смотровой площадки видны Аранские острова. / Со смотровой площадки
не видно Аранских островов.
(35) слвн. Domačo nalogoACC se naredi za vse predmete, ki so bili tisti dan v urniku.
рус. Домашнее задание делается по всем предметам, которые были в этот день в
расписании.
Уже в первой половине XX в. некоторые лингвисты [Škerlj 1937] описывали эти словенские СИК как развившиеся, по всей вероятности, из пассивных с пациенсом в им. пад.23, причем выражение пациенса формой вин. пад. способствовало приобретению ими активного значения24.
При сравнении СИК, в которых пациенс выражается вин. пад., с каноническими пассивными конструкциями обнаруживается ряд различий. В СИК использование возвратного притяжательного местоимения svoj помогает обнаружить наличие имплицированного агенса или экспериенцера (36). Антецедент svoj в этом случае анафорически реферирует не к пациенсу, а к невыраженному агенсу-человеку.
(36) слвн. Svojih učencevGEN se ne pusti na cedilu.
рус. Своих учеников не бросают на произвол судьбы.
(37) *Svoji učenci se ne pustijo na cedilu. (vs. Učenci se ne pustijo na cedilu).
*Свои ученики не бросаются на произвол судьбы.
Как видно по (37), местоимение svoj не может быть использовано в пассивных конструкциях, где пациенс выражен им. пад.
В словенском языке пассивная конструкция и СИК с вин. пад. конкурируют, но более нормативной и частотной является пассивная.
СИК с вин. пад. широко употребляется с глаголами восприятия при обобщенном экспериенцере (34, 38), о чем писали словенские лингвисты (напр., [Шкерль 1937]), выявившие, что при предикатах восприятия (напр., vidi se ‘видно’, sliši se ‘слышно’) прямое дополнение часто выступает в роли стимула:
(38) слвн. Našega pastirjaАCCse sliši dve uri daleč.
рус. Нашeго пастуха слышно за два часа ходьбы.
В конструкциях с пациенсом, выраженным им. пад., и возвратным глагольным сказуемым в 3 л. ед. ч. двусмысленность обнаруживается исключительно в случае, если грамматическое подлежащее обозначает человека. В этом случае лишь контекст помогает понять, имеем ли мы дело с активными предложениями, в которых агенс и пациенс совпадают, или же с пассивными, в которых пациенс и формально невыраженный агенс не идентичны. Русские переводы выявляют двусмысленность словенского примера (39): в русском языке при совпадении агенса и пациенса употребление предиката искать возможно лишь с местоимением себя, а возвратная форма невозможна. Возвратная словенская морфема может иметь в таких случаях два разных значения, ни одно из которых не передается при помощи русского -ся:
(39) слвн. NajstnikNOM se še išče. (страдательная или активная конструкция)
рус. 1. Подросток еще ищет себя.
*Подросток еще ищется
рус. 2. Подростка еще ищут.
Следует отметить возможность омонимического использования возвратной морфемы se в различных смысловых и синтаксических ролях в (39): в одном случае она маркирует активную возвратную конструкцию, а в другом — пассивную25. Конкретное значение конструкции в таких ситуациях определяется не ее структурой, а внешним контекстом.
Двусмысленность отсутствует в СИК с пациенсом в вин. пад. (40):
(40) слвн. NajstnikaACC se še išče. (активная конструкция с невыраженным
имплицированным агенсом и пациенсом в вин. пад.).
рус. Подростка еще ищут.
В статье рассматриваются словенские конструкции с возвратными формами невозвратных глаголов, прототипически выражающие деконкретизированное действие, исполнителем которого является произвольный участник, чаще всего агенс-человек. Деконкретизация действия в словенских СИК связана с хабитуальностью, повторяемостью (итеративностью) и деонтичностью. Сравнение данных конструкций с возвратными в других южнославянских языках показало, что словенские СИК не могут выражать актуальное длительное или однократное конкретное действие.
В словенских СИК употребляются как переходные, так и непереходные глаголы. В обоих случаях смысловой акцент находится на самом действии, что обусловлено употреблением переходных глаголов в данных конструкциях без эксплицитно выраженного дополнения, которое, при условии его выражения формой вин. пад., кодирует в этих конструкциях пациенс или стимул.
Особенности СИК выявляются при сравнении со страдательными конструкциями. Во-первых, в словенском языке для обоих типов конструкций характерно уменьшение референциальности агенса. Во-вторых, словенские СИК могут выражать лишь обобщенное действие, в то время как для страдательных конструкций характерно выражение не только обобщенного, но также и актуального действия.
Соотношение СИК и пассивных конструкций обуславливает также два способа выражения объекта в роли пациенса или стимула: страдательный с пациенсом в им. пад. и СИК с пациенсом в вин. пад. Сравнение конструкций показывает, что использование СИК оправдано для снятия двусмысленности, четкого разграничения участников ситуации и демонстрации их места в иерархии.
ACC: винительный падеж
GEN: родительный падеж
DAT: дательный падеж
NOM: именительный падеж
IMPRF: несовершенный вид
PRF: совершенный вид
